Сергей Соловьев: Озарение детства, или Звезда в колодце (часть 2)

Детство.

В детстве, особенно в 12-14 лет, ребенок, как никогда, пытается ощутить себя личностью. Но личность он еще путает с индивидуальностью. Каждый человек - индивидуальность (в том смысле, что непохож на остальных, неповторим). Но не всякий, имеющий даже яркую индивидуальность, бывает личностью. Личность - это л и ц о ц е л о г о, Вселенная в малом выражении, "микрокосмос". Поэтому человек - личность в той степени, в какой он осознает себя как личность, творит в соответствии с идеалом. Но часто личность не совпадает с тем, что человек вынужден играть в жизни. Маска - суть выражение отчуждения человека, его одиночества. И существует опасность, что маска прирастет к лицу - тогда произойдет подмена личности. Только своеобразный бунт человека, стремящегося вырваться за пределы самого себя, преодолеть извечный конфликт души и тела, оказывается проявлением его личности.

Митя Лопухин тоже бунтует против своей отчужденности, хотя не теми средствами. Вместо того, чтобы снять с лица маску, он продолжает играть навязанную ему роль "духарного малого", веселить, пытаясь быть заметным, вызвать к себе интерес.

В первой новелле "Кто есть кто" новый воспитатель, скульптор Сергей Борисович, и мальчик в очках рассматривают в бинокль ребят, собравшихся на танцплощадке. Это п р и б л и ж е н и е отдаленного - Сережа хочет ближе узнать своих воспитанников. Но требуется, наверно, микроскоп, чтобы проникнуть в их души, кроме того, предугадать то, что заложено в подростках, существует еще в возможности. Искусство - как раз необходимое увеличительное стекло. Но задуманный спектакль по "Маскараду" Лермонтова - это и есть поначалу обычный маскарад. Каждый из ребят пробует надеть костюм того или иного героя. Важно - найти с в о й образ, максимально тебя выражающий. Однако на роли выбирают лишь по видимому соответствию, а по внутренним качествам исполнители и персонажи не совпадают. Глеб Лунев не понимает, почему Арбенин любит Нину. Мите Лопухину неинтересно играть князя Звездича, эгоиста, презирающего людей. Соня Загремухина говорит о баронессе Штраль: "Кошмарная все же женщина!".

Однако искусство - это лакмусовая бумажка или, говоря по-школьному, промокашка, уничтожающая кляксы. Искусство способно облагораживать человека и позволяет ему воспитывать в себе личность. Но чтобы постигнуть искусство, нужно ответное усилие, желание этого постижения. Сережа читает Мите два стихотворения - одно принадлежит 14-летнему Мишелю Лермонтову, второе написано уже 15-летним поэтом. Но Лопухин еще не чувствует разницы между строчками "...а подчас и за бутылкой быстро время проводить" и "...а колокольчик однозвучный звенел, звенел и пропадал". Ему недоступна прелесть истинной поэзии об одиночестве и печали романтического героя, в котором видится сам столь изменившийся автор. Пропасть отделяет Мишеля от Лермонтова - такая же пропасть между Митей и поэтом, на которого, как считает мальчик в очках, он здорово похож (кстати, у них и инициалы одни и те же). Внутренне они несопоставимы. Но все зависит от самого Мити: сможет ли он дорасти до того, чтобы заметить эту разницу, понять 15-летнего Лермонтова, сможет ли верно произнести лермонтовские стихи? Сто дней между детством и юностью могут превратиться в целую вечность.

В Мите Лопухине еще дремлет душа, как в каждом камне. Он должен пробудить ее, а искусство поможет разбудить в человеке личность. Таков иносказательный смысл следующей новеллы "Белый камень". Детство - начало человеческой личности. Быть может, интереснее знать, как родилась личность, а не как она совершенствовалась. Человек заново открывает мир, смотрит на все изумленными глазами. Подросток впервые влюбляется в девочку, которую видел тысячу раз и в то же время как будто не видел. Происходит преображение. Приотворяется дверь в иной мир. Кончается детство.

Каждый день после детства.

Солнечный удар - аналог смерти. Умирает "духарной малый". Солнечный удар - аналог нового рождения. Митя Лопухин приподнимается с песка, открывает глаза - и начинает звучать музыка. Словно ангел явился - но не в виде горящего куста, а в качестве жары, солнечного удара, поразившей его (получается, что в прямом смысле слова) девочки у купальни. Почему так произошло? Ответ может дать только искусство.

Пробуждающаяся душа Мити открывает в улыбке Джоконды улыбку Лены Ерголиной, вернее, все наоборот (новелла "Улыбка в сумерках"). При помощи искусства он осознает, что пришла любовь - и все стало прекрасным. Митя еще не понимает, что полюбил именно Лену. Он просто чувствует непреодолимое желание обернуться и вновь увидеть ее, будто удостовериться в ее реальности. Это самая чистая, с о з е р ц а т е л ь н а я любовь. Через нее Митя Лопухин познает самого себя. Это происходит теперь каждый день, что все дальше и дальше уносит его от детства. Сто дней - это переход из детства в юность.

Поначалу любовь Мити заключается в традиционную форму. Он еще как бы смущается незнакомого чувства - не столько перед другими, сколько перед самим собой. Если раньше у него не было центра, смысла жизни, то отныне - это Лена. Вся красота мироздания вытекает из ее красоты. Мир воспринимается как ее отражение. Но Лена Ерголина становится и своеобразным alter ego Мити Лопухина. Митя обретает свое "я", а его любовь есть форма самоутверждения. Она эгоцентрична, но не эгоистична, так как является для него самопожертвованием, кроме того, проявлением гордости духа.

Те, кто считает любовь Мити "пионерской", не правы. Она -

другая. Точнее, сначала такая же, как и все остальные увлечения в этом подростковом возрасте. Только более гордая - из-за обостренного одиночества Лопухина. Потому закономерно его обращение к произведениям Лермонтова, воспевавшим дух гордости в ее идеальном варианте. А гордость - черта личности. Но приобщение к искусству начинается со слепого подражания. Подражание само по себе не так уж плохо: оно удовлетворяет стремление человека к идеальному, способствует его познанию самого себя. Но это происходит позже. А вначале - наивное следование своему герою, вплоть до мелочей.

Об этом - следующая новелла "Мизантроп". Название говорит само за себя. Мизантропия Мити Лопухина имеет в своей основе подражание Вернеру из лермонтовского романа "Герой нашего времени". Но Митя придумывает для оправдания того, что заключил свою ногу в гипс, собственный образ - осенняя птица-подранок. Это можно счесть за позу. Однако в какой-то степени он искренен, выдавая себя за "раненую птицу". Мизантропия является выражением отчужденности. В то же время это - о ч е р е д н а я маска: показного презрения к людям, иронии и позерства. Теперь Лопухин этим хочет привлечь внимание, хотя вновь поступает бессознательно. Исключительность его тонкой и ранимой души отчаянно сопротивляется, бунтует против нелюбви и находит выход в еще большем одиночестве. Именно новая маска Мити дает основание Сереже поручить ему роль Звездича, а ведь Лопухин - полноправный Арбенин.

Узнав же значение слова "мизантроп", он откажется от того, чтобы по-прежнему изображать жалкого и несчастного. Жалость ему не нужна. Митя понимает, что любит Лену, и не может изменить этой любви. Ему легче, чем Луневу, догадаться, что Арбенин "жутко любит, до смерти", поэтому проще произнести тихим, дрожащим от волнения голосом слова, обращенные к Нине из "Маскарада". Но дело не в том, что Лопухин талантлив или что он постиг тайну лермонтовского героя.

Первое личное отступление.

Искусство видится в реальном, только потом реальное замечается в искусстве. Человек пытается через идеальное понять самого себя, постичь тайну жизни через искусство. Он не догадывается, что тайна природы сродни тайне искусства. Вся история искусства - не столько разгадывание тайн человека, сколько тайны самого себя. Тайны можно разгадывать, но их нельзя разгадать. Сам человек - тайна. В чем же тайна искусства? Считается, что оно - отражение жизни. Но можно сказать, что жизнь - зеркало искусства. Перед нами парадокс: человек смотрит на себя именно в это зеркало. Потому что оно идеально. А искусство смотрится в зеркало человека, постигая его тайны. Человек и искусство тождественны. Человек - это искусство. Искусство - это человек. Тайна одного суть тайна другого. Потому есть только о д н а - е д и н с т в е н н а я тайна.

Искусство - как подсказка для человека. Но особая подсказка. Дает ответ тому, кто способен сам понять. Искусство - о з а р е н и е, состояние иллюминации. Оно дает человеку возможность для раскрытия подсознательных эмоций, то есть для интуитивного постижения. В искусстве человек открывает то, что присутствует в нем самом, но о чем он не догадывается. Искусство снимает напряжение с его головы. Теперь человек может г о в о р и т ь - подсознательное стало сознательным. Он открывает с е б я в искусстве. Хочет найти ответ и находит - благодаря самому себе. Потому живо то искусство, в котором нуждается человек. Без него оно мертво. Является лишь сферой и д е а л ь н о г о (то есть нематериального - в "Фаусте": одежда Елены) мира. В конечном счете, искусство есть порождение человеческого ума. Человек сотворил его, чтобы постичь самого себя.

Истинный писатель пишет книгу не для читателей (в том смысле, что не задается целью угодить им или же помочь в разрешении сложных проблем). "Книга - это поступок". Она - комплекс чувств и мыслей писателя. Его жизнь. Искусство есть распятие на бумаге. Но оно не просто застывшее изображение. Оно - движение. Писатель через свою книгу познает самого себя и изменяется. Это есть путь, как сказал бы Достоевский, от "верю" - к "не верю", но и от "не верю" - вновь к "верю". Это - вечное стремление к гармонии. Читатель тоже стремится к ней, а потому обращается к искусству. Жизнь человека есть с о в е р ш е н с т в о в а н и е, приобщение к великому, бесконечное самопознание. А творения искусства - великие тайники человеческого духа. В этом смысле искусство - это форма "обессмертивания" человека. Оно - в е ч н о е з е р к а л о. Миллиарды людей-зеркал смотрятся в него.

Приобщение к великому имеет две стороны. Во-первых, это попытка человека вместить в себя всю духовную жизнь человечества, это жажда знания. Когда человек рождается, ему столько лет, сколько существует человечество. Но человек обязан оправдать этот возраст (образ Эвфориона в "Фаусте": для того, чтобы стать человеком во плоти, нужно пройти все стадии развития жизни). Чтобы быть Человеком Духа, необходимо познать все развитие человеческого духа. Детство - как бы первооснова духа. Ребенок мифологизирует, то есть преобразует в своем воображении материальный мир. Философское постижение человеческих тайн и истин происходит стихийно и интуитивно. Ребенок еще наивен в своем понимании сути вещей. Хотя в этом есть своя прелесть: он видит то, что невидимо обычным глазом. Ребенок - как поэт. Он играет в образы. А искусство - это детская игра.

Детство и искусство тождественны для человека. Детство - "экологическая среда эмоций", искусство - экологическая среда духа. Важно их сохранить в себе. Человек как сущность - это п а- м я т ь. Детство есть память чувств ("детская память - как летняя зарница"), искусство - память духа. Они - аккумуляторы, дающие человеку заряд нравственности и чистоты, поэтического миросозерцания. Они - учителя в жизни.

Во-вторых, духовно развиваясь, человек не просто повторяет все то, что было создано в искусстве до него, но осмысливает по-своему. Каждый человек может на некоторое время побыть любым литературным героем. Но не он "подгоняет" себя под героя, а словно этот герой "подгоняется" под определенную личность. Поэтому у каждой эпохи свои Гамлет, Фауст, Печорин, а значит - свои же Шекспир, Гете, Лермонтов.

Продолжение следует